Фильтр вентиляции

Я стал в очередь. В этом медленном движении, в этом раздумье, в этом беспрерывном молчании была память о нем, уважение к нему. В театр я попал только к вечеру. Гроб - на громадном постаменте, занимающем партер от рампы до середины зала. Все стулья вынесены. Каким оказался маленьким театр и какой громадный Станиславский! Тысячные толпы движутся бесшумным шагом. Необыкновенная тишина. Казалось, если кто заговорит, так это Станиславский. К его изголовью спустилась чайка, нарисованная на свисающем сверху полотнище из прозрачного черного крепа. Она нарисована мелом - силуэт,- это не та белоперая чайка, которую мы привыкли видеть на занавесе театра, а только контур, намек, чем-то напоминающий Станиславского, какой он сейчас, когда дух покинул тело и витает здесь. Был древний обычай опускать в могилу умершего его мертвую жену, мертвых слуг, мертвых лошадей, чтоб он там, за гробом, не чувствовал себя одиноким. И опустившаяся в гроб чайка словно выполняла эту символическую миссию. Необыкновенная тишина. Люди движутся без конца. От толпы отделяется старушка, маленькая, худенькая, в иссохших тоненьких руках две гвоздики, она кладет их на ступени постамента. Эти две гвоздики запомнились мне больше, чем горы цветов и венков вокруг гроба, эти две гвоздики... Я поднимаюсь к гробу и вижу лицо Станиславского. Забыть его невозможно. Я ожидал, что после смерти лицо его станет еще красивее, еще божественнее, чем при жизни, еще прекраснее его улыбка, бесконечный покой, вечность, к которой он сейчас принадлежит! Не было этого, нет. Я увидел суровое, почти жестокое, ожесточившееся лицо и такие же ожесточенные сердито-сплетенные пальцы сильных рук. Гнев был написан на этом лице - последнее, что, казалось, выразило оно, было возмущение приходом смерти, бесцеремонностью смерти, цинизмом смерти. Он ведь умер в полном сознании, и вот мысль о смерти, протест, негодующий крик по ее адресу замерли на его губах... Возможно вам понадобится фильтр вентиляции.

Два часа ночи, вход прекращен... Утро. Гроб Станиславского выносят из стен Художественного театра, и эти стены провожают его долгим молчаливым взглядом, оркестр играет музыку из Гамлета, старой постановки МХТ, в музыке - безудержное горе, плач и стон Гамлета по умершему отцу, которого уже не вернешь.